Лекарство от любви - Страница 21

— Не знала, что ты увлекаешься желтой прессой, — поджала губы Мэган.

— Я читал ее только ради тебя. — Фрэнк сел рядом и обнял Мэган за плечи. — Я же люблю тебя, глупышка, и хочу, чтобы тебе было хорошо. Ты для меня самая красивая, самая желанная, я с ума по тебе схожу.

— Тогда отпусти меня домой, — буркнула Мэган.

— Опять ты за свое, — вздохнул Фрэнк. — Что ты забыла дома? Здесь я могу сделать тебя королевой. Я выполню любое твое желание. Ты даже не представляешь, сколько у меня денег. Ты будешь очень счастлива со мной. Дорогая, любимая… — Он прижимал Мэган к себе все ближе и ближе, гладил по спине, целовал ее волосы.

Однако физическое отвращение, которое она испытывала к этому человеку, помогло ей сохранить ясность ума и не поддаваться его чарующему голосу.

— Я приду к тебе сегодня ночью, хорошо? — бормотал Фрэнк, пытаясь поцеловать Мэган в губы. — Я больше не могу терпеть. Я места себе не нахожу…

— Ну уж нет! — Мэган грубо оттолкнула его и вскочила. — Я лучше утоплюсь, чем буду с тобой спать, ясно? — Она выбежала на улицу, Фрэнк за ней.

— Мэган, постой… послушай…

Он схватил ее за руку, но она развернулась и с размаху залепила ему пощечину. Всю свою бессильную ярость, всю ненависть к человеку, который вздумал распоряжаться ее жизнью, вложила Мэган в один-единственный удар. Она испытала почти физическое наслаждение, когда увидела пунцовое пятно на гладкой щеке Фрэнка.

— Ах ты дрянь! — Он отпустил руку Мэган и схватился за ушибленное место, и привычной доброты не было в его глазах. — Ты все равно никуда не денешься! В ногах у меня будешь валяться и умолять о любви, а я подумаю, посмотреть в твою сторону или выгнать в лес!

И он ушел в дом, с грохотом захлопнув входную дверь перед лицом остолбеневшей Мэган.

Дома Мэган ждал допрос.

— Что произошло у тебя с Наставником? — грозно спросила Глэдис, как только Мэган переступила порог.

— Он стал распускать руки, и я поставила его на место.

Глэдис схватилась за голову.

— Ты хоть представляешь, что ты наделала? Сестры теперь тебя возненавидят! А Наставник… бедный Наставник! Разве он заслужил такое отношение? Он все готов для тебя сделать, а ты ведешь себя как неблагодарная тварь!

— Вот и отправьте меня домой, раз я вам не подхожу! — закричала Мэган. — Я не люблю вашего учителя! Мне все здесь надоело! Осточертели куры ваши, тесто, тряпки эти уродливые, болтовня вечная насчет любви! Не могу больше! Я нормальный человек, выпустите меня из этого дурдома!

У Мэган началась истерика. Она рыдала, заламывала руки, била кулаками в стены, оскорбляла всех. Через десять минут наступила апатия, и она позволила Глэдис умыть себя и отвести в комнату.

— Ты плохо себя чувствуешь, Мэган, — приговаривала Глэдис, укладывая ее в кровать. — У тебя лихорадка. Ты отдохнешь, и все наладится. Скоро праздник, ты повеселишься и больше не захочешь никуда уезжать. Ты останешься с нами, Мэган. Наставник любит тебя больше, чем остальных. Ты останешься с нами.

После этого эпизода Мэган заметила, что вся пища, которую готовила Глэдис, стала отдавать горечью. Она пожаловалась, но Глэдис сказала только, что Мэган больна и не чувствует истинного вкуса еды.

Это походило на правду. Болезнь возвращалась, по капле забирая ее силы. У Мэган все валилось из рук, она не могла сосредоточиться на работе. Уже к середине дня она ужасно уставала. Хотелось лечь на кровать, закрыть глаза и снова увидеть тот сон, после которого все тело горело как в лихорадке…

Мэган мучили странные сны, которых она по утрам не помнила, но которые наполняли тело чувственным томлением. Она могла проснуться среди ночи, с бьющимся сердцем, плохо понимая, где сон, а где реальность. В голове звенели чужие голоса, кто-то звал ее, обещая неземное блаженство, и Мэган изнывала от желания. Почему она одна на этих простынях и никто не придет разделить с ней благоухающую сладость ночи? Смутно припоминала она мужские руки, тянущиеся к ней во сне, смелые, горячие, способные творить чудеса. Порой в середине дня Мэган вдруг настигал обрывок сновидения, и ей хотелось стонать и разрывать на себе одежду, терзаясь плотским желанием.

В моменты просветления Мэган сознавала, что с ней происходит что-то странное. Она пожаловалась Глэдис на недомогание, но та только отмахнулась от нее.

— Ты привыкаешь к климату. После праздника все наладится.

Праздник! Все в поселке сошли с ума из-за него. Незримое присутствие Наставника ощущалось в каждом доме. Сестры лихорадочно готовились, и каждая мечтала стать избранницей и познать великую милость. Они казались Мэган одалисками в гареме султана, покорными рабынями у ног хозяина, умоляющими о ласке.

Мэган хотелось смеяться над ними, над их слепой доверчивостью, но смеяться в одиночку было трудно. Своим поведением Мэган оттолкнула от себя многих. Она осмелилась поднять руку на Наставника! Значит, она не наша сестра! Так рассуждали почти все и намеренно сторонились отступницы. При ее появлении стихали все разговоры, и она часто ловила на себе недобрые, настороженные взгляды.

Мэган повсюду чудился злой умысел. Она вздрагивала при малейшем шорохе, боялась засыпать без света, старалась не выходить лишний раз на улицу. И она постоянно прислушивалась к тому, что происходит в верхних комнатах, где жил Фрэнк. Она страшилась встречи с ним и сознавала, что одновременно желает снова увидеть его. Не он ли приходит к ней во сне каждую ночь и пробуждает ее сонное тело к жизни, напоминая ему о любви? Не его ли руки жадно тянутся к ней, а губы блуждают по ее телу, заставляя каждую клеточку трепетать от истомы? В их маленьком уединенном мирке нет ни одного мужчины, кроме него, и Мэган стало казаться, что он единственный мужчина в целом свете. И только ему под силу влить в нее животворную энергию, разбудить от спячки, избавить от отравы, которая проникла в ее кровь.